Не смотри не меня!
-Кид… Прошу тебя, не надо так убиваться, - Мака села на подлокотник кресла, в котором сидел Шинигами, закрыв ладонью свои янтарные глаза.
Ему было дико стыдно. Стыдно за свою слабость, за наивные мечты, которые он лелеял. Ведь он ещё верил в такой наигранно-американский «Happy End». Но, это кино не снимали в Голливуде. Это жизнь, мой мальчик, тут по-хорошему ничего не заканчивается. Невозможно радоваться смерти, невозможно улыбаться во время разрыва. Так что лучше убивайся от горя, разрывающего твою душу. 
-Ты не будешь ничего мне говорить? – она разочарованно надеялась на хоть какие-то слова. На укоры, на яростные возгласы, на злые оскорбления. Хоть на что-то. Но Кид молча сидел без движения в кресле, дыша ртом, глубоко вдыхая такой необходимый воздух.
-Что мне сказать? Собирай вещи, уходи к нему. Мне всё ясно. Ни в чем не виню, - почти шепотом он произнес эти фразы. От каждой в груди болезненно сжималось сердце, сокращаясь все реже. Так трудно порой говорить. Даже когда в голове целые стаи мыслей, как морские рыбки, кружат по волнам разума, сказать толком нечего. Только то, что ясно как божий день.
Ведь Кид всегда прекрасно понимал, какую роль играет в её спектакле. Явно, не главную. И наградой за её исполнение будет только тупая боль и разочарование, отдающие по всему телу ломотой. За эти пару месяцев Кид услышал много предупреждений:
-Не стоит встречаться с Макой. Она тебе не пара, дорогой, - Лиз сочувственно чокнулась с Кидом в баре, допивая банку пива, - Не хочу, чтобы тебе потом пришлось переживать, так что лучше забудь.
Кид не забыл. И наплевал на дружеские советы.
-Эй, Кид, ты что, серьезно с Макой замутишь? – Блек Стар на миг оторвался от джойстика, глядя на старого друга.
-Да, серьезно. Тебя это удивляет?
-Ещё как. Я всегда думал, что все прекрасно видят, не только я, как она бегает за Соулом. Даже он сам, наверное, это знает.
-Мне это неважно. Я все для себя решил.
-Зря, брат, ой зря…
И такого рода советы сопровождали каждый день, когда патент на Маку был на имя Шинигами. Все не уставали напоминать об опасности остаться с разбитым сердцем и в пустой квартире. Но Киду было плевать. Он игнорировал советы и просто наслаждался двумя месяцами безоблачного счастья. От романтических ерундовых подарков, вроде букетов её любимых цветов, которые порой оказывались утром в вазе на её прикроватной тумбочке, до бессонных страстных ночей, полных бесстыдных криков. Каждую минуту он запоминал нарочно тщательно, чтобы в конце было от чего улыбнуться напоследок. Знаете, это такое странное ощущение: когда знаешь, что твои чувства строго лимитированы, и по истечению определенного срока они точно закончатся без возможного продолжения.
Но кого это волнует, когда твоя любимая после отличного ужина в приятной атмосфере в соблазнительно-открытом платье идет с тобой вечером под руку к тебе домой? Всё канонно, это не просто секс или букетики ромашек. Это были настоящие отношения, со всеми аспектами. 
Не без ссор, конечно же. И для каждой из них было свое обоснование. Кид боялся ссориться с Макой. Потому что над ним дамокловым мечом нависала мысль «Неужели, все?». Но до сегодняшнего дня это был не конец.
-Прости. Моя вина. У меня не получилось влюбиться в тебя, как ты ни старался.
Она коснулась его щеки. Её пальцы были мокрыми. Отведя руку в сторону, Кид взглянул на руку Маки. Она порезала себе запястье разбитым стеклом фоторамки, которая упала, когда Албарн сказала, что она уходит. В этой рамке была их общая фотография в луна-парке. Они тогда были вместе только неделю, улыбались, кусая время от времени сахарную вату друг друга, катались на чёртовом колесе и целовались ночь на пролет. Похоже, Маке не удалось не задеть осколков острого стекла.
Вытерев большим пальцем только что замеченные слёзы, Мака, словно зачарованная, прошептала:
-Надо же, даже Боги смерти плачут…
Немного помолчав, ощущая теплоту её пальцев, он сказал:
-Блек мечтает удивить Богов. А ты заставила Шинигами расплакаться.
Она грустно улыбнулась Киду, и молча ушла в спальню, собирать свои вещи. Ей было искренне жаль Кида и противно от самой себя. Но и остаться она не могла. 
Это был тупик. Гулкий безвыходный тупик отчаянья.